An Overview of the Russian-American Heritage
The Beginning
The discovery of America for Russia and the Russians began in the XVII century. Among early attempts to reach the unknown continent, a voyage of Semen Dezhnev through the Bering Straight in 1648 is among the most remarkable events. Commemorating his accomplishment, the Northern-most point of Siberia has been named after him — the Dezhnev Cape.
After the Dezhnev triumph, a number of Russian pioneers have been sailing what was to become the Bering Sea. But the first official expedition to the American shores was commissioned by Peter the Great shortly before his death in 1725, and was actually launched in 1728 under the command of a Russian naval officer, Vitus Bering. This expedition was quite short-lived, but it convinced Bering that the American continent was not attached to Siberia.
After much preparation and delay, in June of 1741, Bering sailed toward America in square-rigger named the Saint Peter. This time he was accompanied by another similarly-built ship, the Saint Paul, commanded by Captain-Lieutenant Aleksei Chirikov, a man younger and abler than Bering. While the plan was for both ships to stay together, stormy seas soon separated them.
During the Summer and Fall of 1741, Bering and Chirikov separately sighted the great shoulder of northwest America. But Bering’s crew was soon besieged by scurvy. Weak from sickness and lack of food, the Saint Peter put in a bay along a large island off Kamchatka, where the ship broke up. Here Bering died in early December, giving the island his name. His survivors spent the winter on the island, subsisting on the seals and the other abundant wildlife. Next year, 1742, they built a small boat from the wreckage and eventually made it to Petropavlovsk-on-Kamchatka.
Chirikov, who returned to Kamchatka in 1741, spread the news about the Aleutians and the fact that sea otter swarmed in the offshore waters all along the coast. These stories were further substantiated by returning Bering’s men who brought bundles of the blue fox, the fur seal, and the sea otter — 900 of these last, at their lowest valuation would bring 90,000 rubles in trade with the Chinese (a huge sum of money in those days, enough to have paid for a quarter of the cost of the entire expedition from the time it left Saint Petersburg).
While the Russian government was too busy in Europe to pursue the newly-discovered America, local pioneers seized on the opportunity to make fortunes in furs. By 1743, a Cossack leader named Emelian Basov, financed by a trader Andrei Serebrennikov, built a shitik. Originating on the Volga river, shitik was a flatboat, almost keelless, so it could be easily beached, but remarkably stable. Some shitiks could carry as many as 50 men and several tons of supplies.
The “Fur Rush” Is On
In the Summer of 1743, Basov and some 30 pioneers (called promyshlenniki in Russian, a rough equivalent to American hunting frontier men), went to the Bering Island. His crew, in accordance with the Russian custom, took the voyage “on spec:” each was assigned an agreed-upon number of shares. If the voyage went well, then everyone would collect; If not, they would be paid nothing.
Basov returned safely, bringing back a rich reward in furs: a total value of over 200,000 rubles! After this he made three more trips, all successful, after which he, most likely, retired.
Basov’s luck triggered a steady stream of pioneers in search of furs. Individual fortune hunters would band together, build a shitik, and challenge the seas. In the process, the promyshlenniki traveled not just to the Bering Island, but to the entire chain of the Aleutian islands. The Aleutians were quite friendly and fur business flourished.
By 1781, after some three decades of disorderly hunting and trading, a merchant named Grigorii Ivanovich Shelikhov, Ivan Golikov and a Golikov’s relative, formed the Shelikhov-Golikov Company. Unlike individual promyshlenniki, Shelikhov wanted to establish a permanent presence in northwest Americas, targeting the Kodiak Island as the most desirable place for his base of operations — off the mainland, yet close to it. Shelikhov knew that the nearest European settlement to Kodiak was a tiny presidio of San Francisco, founded about eight years earlier.
In August of 1783 — just two years after developing a plan of action — Shelikhov’s flotilla of three ships carrying over 200 men, cattle, seeds, and other supplies was on its way. Shelikhov and his wife Natalia Alekseevna, a courageous and determined lady, were on the larger galiot Three Saints. Two other ships were called Saint Michael the Archangel, and Saint Simeon. By late July 1784, two of the three ships cast anchor in a bay on Kodiak Island. Naming the place the Three Saints Bay, in just 18 months Shelikhov and his men built a neat village with seven or eight individual dwellings, a number of bunkhouses, a counting house, barns, storage buildings, a smithy, a carpenter shop, and a ropewalk. In addition, a dozen or so outlying stations were established.
This was an amazing accomplishment. Not only all this was done with a severe shortage of tools (most tools were lost with the third ship, the Saint Michael), but also in a hostile environment. Unlike the Aleutians, Kodiak natives were quite aggressive. It took a great deal of diplomacy on Shelikhov’s part not just to maintain peace, but lure the natives into his labor force. Opinions vary on exactly how this was done, but all concur that, most likely, it took patience, generous presents, and honest payment for any work done for the pioneers. However it was done, natives were cooperating willingly and many of them moved their dwellings close to the first Russian village.
After leaving meticulous instructions with one of his aides — with a special emphasis on kindness and fairness to the natives — Shelikhov went back to his home town, the Siberian city of Irkutsk. Arriving there in the early months of 1787, he brought only a modest amount of furs, since hunting was not the top priority during this initial phase of establishing a permanent foothold. His goal at this stage was to interest Empress Catherine the Great in new, far-away lands.
His partner Golikov succeeded in presenting Shelikhov’s reports and maps to the Empress. She grew extremely interested in the project, immediately envisioning borders of Russia expanding to the Americas and beyond. She also conceived a plan to station some Russian naval ships in the Pacific to send a message to the world that Russia stands ready to protect its newly-acquired lands. Finally, she told Golikov that she wished to see both him and Shelikhov in Saint Petersburg, at her palace.
In January 1788, the Shelikhovs set out in their three-horse sleigh (the uniquely-famous Russian troika) on a 3700-mile journey. But since the route was served by 3000 men and 10,000 horses located in post stations at 50-mile intervals, by February they arrived to Saint Petersburg.
Encouraged by a friendly reception, Shelikhov and Golikov asked for a fur trade monopoly for their company, protection by the Russian armed forces, the right to employ natives, and a loan. But in September 1788 the Russian Senate refused their requests. About the only thing they received were special swords and gold medals with the Empress’ portrait.
Russian Orthodoxy Comes to America
Undeterred by these reverses, Shelikhov persisted in his efforts to build a successful base of operations for himself and Russia in the American northwest. The colony was gradually growing, and by 1794 eight monks from the Valaam monastery arrived to Kodiak. This marked the official establishment of a Russian Orthodox mission there. Soon there were churches and schools for the natives. When 70 years later Alaska was sold to the U.S., the Orthodoxy was so entrenched among the Aleuts, Tlingits and Eskimos, that to this day Orthodoxy is the predominant religion in Alaska.
Aleutians Help Build the Russian America
Shelikhov died of a heart attack in 1795. His wife, Natalia, took over the company. Her work was greatly aided by Aleksandr Andreevich Baranov, who was appointed in 1991 to manage the colony armed with a five-year contract and 10 shares of the company’s stock.
Baranov’s biography reads like that of many a world-famous explorer of his day. After running away at the age of fifteen from home in a small town in central Russia, he traveled far and wide, made and lost fortunes, always fascinated by the unknown. While Shelikhov had his eye upon Baranov for sometime, in 1791, while Baranov was passing through one of his reverses, Shelikhov convinced him to manage the Russian America.
Baranov’s genius for managing was soon bearing fruit. After picking a reliable right-hand man, a wooden-legged Ivan Kuskov, he imposed a strict discipline on all his 110 Russian charges, and set out to win over the natives, with whom he had a way, as was soon to be demonstrated. He learned their dialects; he listened to their grievances; he never talked down to them. He toured Kodiak, visiting the villages, meeting the chiefs, bargaining, promising that those who contributed to the company’s operations would never be in want. A single man, Baranov even married the daughter of an Indian chief, whose tribe would later fight alongside Baranov’s Aleutians and Russians.
These good-will gestures soon paid off. By Summer of 1792 he could count on 900 natives in 450 baidarkas (small, two-man Aleutian sea-going canoes). His energy was such, that when a tidal wave all but swept the Three Saints village away, he used this as an opportunity to rebuild in a more desirable place.
In 1812, on Baranov’s orders (by now the first Governor of Russian America), Ivan Kuskov founded Fort Ross in an area to the North of San Francisco. Fort Ross served as a trading post and a source of agricultural products for Russian America in Alaska. Kuskov’s wife, Elizabeth, must be given much credit for the success of Fort Ross. She mastered the language of Indian tribes living in the lands adjoining Fort Ross and established extremely cordial relations with them. Russian soldiers and settlers from the fort could roam the surrounding woods without any fear of being scalped by the Indians. Spaniards, on the other hand, from San Francisco and Catholic missions, would always travel armed and in groups.
Baranov’s urge to expand Russian America resulted in establishment of a Russian fort named Elizabeth (Yelizaveta) in Hawaii. Due to certain errors in judgement by Baranov’s emissaries there, Russians were not successful in establishing a permanent presence.
The Russian-American Friendship
Russian-American friendship began even before Shelikhov built the first Russian settlement. During the American Revolution, Catherine the Great (II), declared an “armed neutrality,” a notice to Great Britain that Russia stood ready to fight on the American side. At the same time, a Russian, Fedor Karzhavin, at his own expense, outfitted three ships with military supplies for George Washington’s army.
In 1832, a long-term treaty was signed between Russia and U.S. that today would be termed a “Most Favored Nation” treaty. This treaty lasted into the early XIX century when certain banking interests terminated it due to a lobbying effort. When Russia was attacked by England and France in 1855 (the “Crimean war”), hundreds of Americans volunteered to fight on the Russian side. During the American Civil War in 1862-65, Russia, who sided with the North, stationed two squadrons of her warships in the U.S., one in New York and another in San Francisco. This was to serve notice on England and France to stay out of the American Civil war. Brigadier General Basil J. Turchin (Turchaninonv) fought in Lincoln’s Army. Peter A. Demens (Dement’ev) in 1888 founded the city of St. Petersburg in Florida.
Even before the Crimean war, Russia came to realize that she could not defend her possessions in Alaska (even her naval base on the Kamchatka peninsula was almost lost during the Crimean conflict). Consequently, Russia decided to transfer them to the U.S., rather that sit and wait until they are conquered by England. It took a great effort on the part of the Russian ambassador to convince the U.S. Congress that the U.S. should purchase Alaska, mockingly called “Seward’s icebox” (William Seward had been Lincoln’s Secretary of State and, subsequently, Andrew Johnson’s). But public and Government resistance was overcome and in 1867 Russian America came to its end.
Russian Orthodoxy Takes Hold
Throughout all this time Russian Orthodox Christianity that took root in Alaska in 1794 continued to spread over the entire U.S. This process was greatly enhanced by the efforts of Father Ioann Veniaminov (future metropolitan Innokenti). When he volunteered for Alaskan duty, the Russian-American Company which ran the region, offered him a number of inducements, including the (unheard of!) permission to deal privately in furs. He declined saying that, aside from the unpleasant complications that might ensue, the natives should not have the impression they had to pay to hear the Word of God.
He was twenty seven when he arrived at Unalaska, prepared to stay for life with his mother, his wife and son, his brother, and his large collection of tools. Learning that there was not even a church there other than a tumbledown old chapel beyond repair, he seemed pleased: He would himself build what he needed and make the furnishings as well.
His first step, after temporarily housing his family, was to visit his “parish” scattered over a great many islands and to learn Aleutian. Aleuts took to him, and he to them. He soon organized a volunteer work force to help him build his house and his church. While building the house, he taught the Aleuts carpentry, metal-working, brick-making, and other skills. After the house (including school) was built, he had a well-trained crew for the building of the Church of the Holy Ascension, consecrated on July 29, 1826, the second anniversary of his arrival.
“When he preached the Word of God,” an aged Aleut of Unalaska recalled more than 50 years later, “all the people listened, and listened without moving, until he stopped. Nobody thought of fishing or hunting while he spoke; nobody felt hungry or thirsty as long as he was speaking, not even little children.”
Father Ioann’s school had about 100 pupils of both sexes, his wife aiding in teaching the girls, whose course included civilized housekeeping. He did something at his school which was altogether unique in the annals of native education, something calculated to stiffen the pride of the Aleuts in themselves as a people. He instituted a course in their own speech — in fact, in the local dialect, called Aleutian-Fox. And he invested the study of Fox with all the dignity of Russian, composing a dictionary, a grammar, and a primer. The alphabet he used was Church-Slavonic, which he felt better expressed the sounds of Fox than the secular Russian alphabet. For use of texts he translated three of the Gospels, the Catechism, a sermon he wrote, and a brief history of the Church. The value to the children was greater than the lift of their egos. Seeing their speech in writing gave them a concept of the uses of language they would otherwise have had trouble acquiring.
At the end of ten years, Veniaminov wrote, everyone in the district of an age to do so had some ability to read and that all were Christians. He once said proudly of his converts, “I do not mean that they know only how to make the sign of the cross, bow, and mutter some prayer. No! Some can pray from their souls, not only in church… but also in solitude.”
During his ten-year tenure on the Aleutians, Father Ioann contributed greatly to the understanding of the region. He maintained weather observatory, keeping records of winds and tides, thermometric and barometric readings. As, often, he made rounds of his huge parish, visiting various islands, he scrutinized each for knowledge of its plant life, wildlife, the rocks, and the soil. But his greatest interest was in the people, the variances in physique, custom, and dialect. Never before had the Aleutians been examined by so knowing an eye or from so many standpoints. He wrote a series of articles that roused so much interest in St. Petersburg scientific circles they were translated into French and German. Eventually he brought his observations together in a three-volume compendium modestly titled Notes on the Islands of the Unalaska District. This work has the admiration of scholars to this day and remains a basic text on the ethnology and other features of the region. His wife was just as busy. Along with teaching, she had the rearing of six children, two sons and four daughters.
In 1834 Father Ioann agreed to take over the church in New Archangel (today’s Sitka), improve the schooling, and try his hand at converting the Tlingits, who, of all the natives, were the most resistant.
Efforts by Baranov, Father Ioann and others would soon bear fruit. New Archangel, for instance, had come to be a town of 1300 people, the largest civilized community within 2000 miles. Yet two thirds of its population was made up from Creoles and natives. On Kodiak, the ratio was 10 natives to 1 Russian. Natives performed all kinds of functions, including administrative on equal footing with the Russians! By dog team and river boat laboriously hauled upstream, native crews were opening the mainland, penetrating the vast region watered by the great rivers Yukon, Kuskokwim, and Nushagak, along which they were establishing posts. Some of Father Ioann’s pupils may have been among them. They kept records, calculated by instruments, made maps. And they had admirable relations with the Eskimos and Indians they were bringing under the flag they represented fully as much as the Russians who had fathered some of them. Marking the centenary of Chirikov-Bering voyage in 1841, the New Archangel shipyard had launched the first steam vessel built in the Pacific.
Russian Anti-Communists Help Build America
After the sale of Alaska, Russian presence in Northern America became less. But in the beginning of the XXth century, there was a substantial wave of immigrants coming to the U.S., mostly laborers and farmers. After Communist enslavement of Russia in 1917, there was another wave of immigrants. These immigrants, by and large, were Army and naval officers, highly qualified engineers and scientists, actors and composers, musicians and painters, a number of world-famous singers and ballet dancers. After their arrival, there were no more ethnic Russian immigrants from Russia — Soviet dictatorship banned all immigration.
The end of World War II in 1945 triggered another wave of ethnic Russian immigration, just as qualified as the preceding wave. The overwhelming majority of these immigrants were fleeing the horrors of the Soviet terror that, by now, resulted in death of several tens of millions of Soviet citizens, mostly Russian. Ideologically, these immigrants were staunch anti-Communists.
Ironically, many of these immigrants were turned over to the Soviets by the Allies, even before they were admitted to any of the Western countries: Farsighted Stalin, knowing well that his subjects would “vote with their feet” after the fall of Germany, inserted an innocent-looking provision in the Yalta agreement reached between the Soviet Union, the U.S., and England, that required return of citizens of the Allied nations to their home countries after the war, by force, if necessary. Faced with forcible repatriation, many Russian immigrants committed suicides rather than go back to the Soviet Union.
In spite of these barriers, many Russian immigrants came to the U.S. Over the years, Americans of Russian ethnic descent made substantial contributions to a variety of fields in the U.S. Vladimir K. Zworykin is officially recognized as “the Father of Television;” Igor I. Sikorsky — the Father of Helicopter; Vladimir N. Ipatieff holds 70 U.S. patents for petroleum refining which win WWII; Stepan P. Timoshenko’s textbooks on mechanical engineering are used world over in technical institutes; George Kistiakovski, the designer of the explosive trigger device for the first U.S. A-bomb and a science advisor to two U.S. Presidents; composers Sergei Rachmaninoff, Alexander Grechaninoff, and Igor Stravinsky; painters Nicholas Roerich, Nicholas Fechin, Mstislav Dobujinsky, Michael Werboff, Sergei Hollerbach, Vladimir Odinokov; sculptors G. Derujinsky, S. Konenkov, Sergei Korolkov; writers Vladimir Nabokov, Roman Goul, George Grebenshchikov, Sergei Maximov, Rodion Berezov, Alexandra Tolstoy, and Nina Berberova; ballerinas and dancers include Anna Pavlova, Alexandra Danilova, Natalia Makarova, Michael Baryshnikov, Michael Fokine; actors include A. Nazimova, Natalie Wood, A. Tamiroff, Sandra Lee, Lilie Kedroff, E. Leontovich, M. Uspensky, G. Ratoff, and V. Sokoloff.
Why Russophobia?
Yet, in spite of the fact that Russian-American were almost without exception exemplary citizens, they suffered from “Cold War Russophobia:” Almost immediately after WWII, the term “Russian” became synonymous with “Communist” and/or “Soviet”. This in spite of the fact that Russians were the first and foremost victim of international Communism. This caused much harm to many loyal Russian-Americans.
Perhaps the best demonstration of this undeserved Russophobia is the so-called “Captive Nations Resolution,” P.L. 86-90, unanimously passed by the Congress in 1959 (see elsewhere).
In more recent times, a new expression of Russophobia manifested itself in the widely-used term “the Russian Mafia” (see elsewhere).
Краткий обзор русско-американского наследия
Начало
Открытие Америки для России и руских началось в XVII столетии. Так, Семён Дежнёв прошёл через Берингов пролив в 1648 году, что явилось наиболее значительным событием среди ранних попыток добраться до неизвестного континента. В память этого подвига самая северная точка Сибири была названа “мысом Дежнёва”.
Ряд русских землепроходцев продолжил дело Дежнёва и начал осваивать морское пространство, впоследствии названное Беринговым морем. Но первая государственная экспедиция к берегам Америки была организована по приказу Петра I незадолго до его смерти в 1725 году и состоялась лишь в 1728 году под командованием офицера русского военного флота, Витуса Беринга. Эта первая экспедиция была весьма краткой, но она убедила Беринга в том, что американский континент не был соединён с Сибирью.
После длительных задержек и подготовки, в июне 1741 года Беринг снова отплыл в сторону Америки на небольшом паруснике по имени Св. Пётр. В этот раз его сопровождал такой же другой парусник, которым командовал капитан-лейтенант Алексей Чириков, более молодой и способный, чем Беринг. Хотя по первоначальному плану оба корабля должны были держать друг друга в поле зрения, они вскоре были разъединены бурей.
Летом и осенью 1741 года Беринг и Чириков, в отдельности, видели северо-западный берег Америки. Но экипаж корабля под командой Беринга скоро стал страдать от цынги. Ослабевший от цынги и недостатка провианта, экипаж Св. Пётра высадился на большом острове недалеко от Камчатки, где их корабль был разбит бурей. В декабре 1741 года Беринг умер на этом острове, получившем его имя. Остаток его экипажа перезимовал на острове, питаясь тюленями и прочей морской живностью. В следующем, 1742 году, они построили шлюпку из обломков корабля и добрались до Петропавловска-на-Камчатке.
Чириков вернулся на Камчатку в 1741 году и привёз известия об алеутах и о том, что всё побережье Камчатки изобилует каланами. Эти рассказы были подтверждены и возвратившейся командой корабля Беринга, привезшей шкуры лис, морского котика и калана 900 этих последних, проданных по самой низкой цене, принесли 90.000 рублей на китайском рынке. Это была огромная сумма денег в те времена, достаточная для оплаты четверти стоимости всей экспедиции с момента её отплытия из Санкт-Петербурга.
В то время как русское правительство было занято вопросами европейской политики, местные сибирские землепроходцы широко использовали возможность заработать на пушнине. В 1743 году казацкий атаман Емельян Басов, финасированный купцом Андреем Серебренниковым, построил казацкий шитик. Шитики, которые начали свою родословную на Волге, были плоскодонные, чрезвычайно остойчивые, лодки и, так как у них почти не было киля, их было легко вытаскивать на берег. По размеру некоторые шитики могли перевозить до 50 человек и несколько тонн груза.
“Меховая лихорадка”
Летом 1743 года Басов с 30 промышленниками (как назывались сибирские землепроходцы) направились к острову Беринга. Экипаж Басова участвоал в этой экспедиции “с доли”: каждый член экспедиции имел право на определённый пай. Если экспедиция была успешной, каждый пайщик получал свою долю; если нет, то никто не получал ничего.
Басов благополучно вернулся с богатой добычей общей суммой на 200.000 рублей! После этого он проделал ещё три экпедиции, после чего, по-видимому, бросил промысел.
Удачный поход Басова повлёк за собой целую армию промышленников искателей мехов. Отдельные промышленники собирались в артели, строили шитики и уходили в море. Очень скоро они освоили не только остров Беринга, но и всю цепь алеутнских островов. Алеуты весьма дружелюбно относились к русским.
По истечении 30 лет беспорядочного промысла и торговли пушниной, предприимчивый купец Григорий Иванович Шелихов и Иван Голиков со своим родственником в 1781 году основали фирму “Шелихова-Голикова”. В отличие от промышленников-одиночек, Шелихов решил основать постоянную базу в новых землях, избрав остров Кодьяк в качестве наиболее подходящего не на материке, но достаточно близко к нему. Шелихов знал, что ближайшее европейское поселение был крошечный посёлок по имени Сан-Франциско, основанный восемь лет до него.
В августе 1783 года всего лишь два года спустя после принятия плана действий флотилия Шелихова из трёх кораблей с 200 человек, скотом, семенами и другими припасами отправилась в поход. Шелихов со своей женой, Натальей Алексеевной, смелой и решительной женщиной, находились на самом большом галиоте Трёх Святителей. Два других корабля назывались Св. Архангел Михаил и Св. Симеон. В конце июля 1784 года два корабля бросили якорь в бухте на острове Кодьяк. Назвав её бухтой Трёх Святителей, люди Шелихова построили благоустроенный посёлок, состоявший из семи или восьми домов, нескольких казарм, конторы, сараев, складов, кузницы и столярной мастерской. За пределами посёлка было основано несколько охранных постов.
Это было огромным достижением. Не только всё это было построено без нужных инструментов (большая часть инструментов была потеряна на третьем исчезнувшем корабле, на Св. Михаиле), но и среди враждебного окружения. В отличие от алеутов, туземцы на Кодьяке были настроены агрессивно. Шелихову пришлось проявить много дипломатии для поддержания мира, а также для привлечения туземцев к работе по созданию своих построек. Точные данные о том, как Шелихову удалось этого достичь отсутствуют, но все исследователи сходятся на том, что с его стороны потребовалось много терпения и честности в расплате с туземцами за любые произведенные ими работы. Как бы это ни было сделано, но туземцы охотно сотрудничали с промышленниками и многие из них поселились поблизости от первого русского поселения.
Оставив одному из своих заместителей подробные указания обращаться мягко и справедливо с туземцами, Шелихов уехал в свой родной город, Иркутск. Прибыв туда в начале 1787 года, Шелихов привёз с собой только лишь небольшое количество пушнины в качестве образцов, так как целью его экспедиции было основать постоянную базу, а не добыча пушнины. Следующим его шагом было попытаться заинтересовать императрицу Екатерину II в новых, далёких землях.
Его партнёру Голикову удалось вручить отчёты и карты Шелихова о новых землях императрице. Она чрезвычайно заинтересовалась открытиями Шелихова, сразу же представив себе расширение русских владений в Америке и далее. Ей также пришла в голову мысль о том, чтобы откомандировать некое количество судов русского военного флота с тем, чтобы дать понять остальному миру, что Россия готова защищать свои ново- приобретенные владения. И наконец, она сказала Голикову, что хотела бы принять его и Шелихова в своём дворце в Санкт-Петербурге.
В январе 1788 года Шелихов со своей женой отправились на тройке в далёкий путь в 3700 миль. Но так как сибирская дорога обслуживалась 3000 людей и 10.000 лошадей, расположенных вдоль всего пути на станциях на расстоянии 80 километров друг от друга, то в феврале Шелиховы уже прибыли в Санкт-Петрбург. Окрылённые ласковым приёмом, Шелихов и Голиков просили императрицу дать им монополию на торговлю пушниной, поддержку и защиту русских вооружённых сил, право нанимать туземцев и заимообразного финасирования. Но в сентябре 1788 года Сенат отказал им в их просьбах. Единственно, что Шелихов и Голиков получили от императрицы, были наградные шпаги и золотые ордена с портретом императрицы.
Русское православие приходит на Аляску
Не взирая на эту неудачу, Шелихов продолжал свою работу по созданию успешной базы для себя и России в северо-западной Америке. Его поселение продолжало расти и к 1794 году на Кодьяк прибыло восемь валаамских монахов. Их приезд ознаменовал официальное основание Русской правосланой миссии в Америке. Когда, спустя 70 лет, Аляска была продана Соединённым Штатам Америки, православие настолько укрепилось среди алеутов, индейцев и эскимосов, что русское православие до сегодняшняго дня является доминирующей религией в Аляске.
Алеуты помогают строить Русскую Америку
Шелихов умер от сердечного припадка в 1795 году. Его жена, Наталья Алексеевна, приняла управление фирмой на себя. В этом её незаменимым помощником стал Александр Андреевич Баранов, назначенный Шелиховым заведывать поселением в 1791 году по котракту на пять лет и получивший от Шелихова 10 акций фирмы.
Биография Баранова читается как приключенческий роман того времени. Сбежав из дому в небольшом городке в центральной России в возрасте 15 лет, Баранов пустился во всевозможные странствования, зарабатывал и терял целые состояния, всегда влекомый прелестью неизвестных земель. Хотя Шелихов присматривался к Баранову в течение некоторого времени, только в 1791 году, когда Баранов потерпел очередной крах, Шелихову удалось уговорить его стать правителем Русской Америки.
Гений Баранова по управлению новыми землями не замедлил проявиться. Подобрав себе надёжного помощника, Ивана Кускова (инвалида с деревянной ногой), Баранов ввёл строжайшую дисциплину для 110 промышленников, проживавших в то время в поселении, и начал устанавливать дружеские отношения с туземцами, что, как вскоре выяснилось, и было им успешно достигнуто. Он выучил местный язык; прислушивался к их жалобам; никогда не относился к туземцам пренебрежительно или свысока. Он объехал весь остров Кодьяк, посетил индейские деревни, познакомился с их вождями, всюду завязывая деловые связи, обещая щедрое вознаграждение всем туземцам, согласным служить в фирме. Будучи холостым, Баранов женился на дочери одного из индейских вождей, племя которого в скором времени начало сражаться на стороне русских и алеутов.
Все эти усилия по установлению добрососедских отношений скоро принесли плоды. К лету 1792 года в распоряжении Баранова оказалось около 900 туземцев с 450 байдарками (небольшие алеутские лодки на двух человек для плаванья по морю). Его энергии не было предела. Так, когда цунами буквально смёл посёлок Трёх Святителей с лица земли, он воспользовался этим для постройки посёлка в более подходящем месте.
В 1812 году, по приказу Баранова (к этому времени ставший первым губернатором Русской Америки), Иван Кусков основал Форт Росс севернее испанского поселения Сан- Франциско. Форт Росс служил в качестве торговой базы и для снабжения Русской Америки в Аляске сельскохозяйственными продуктами. Своим успехом Форт Росс во многом обязан жене Кускова, Елизавете. Она выучила индейский язык местных племён и установила с ними самые дружеские отношения. В результате этого русские солдаты и поселенцы могли беспрепятствено ходить по всем окрестностям, не боясь скальпирования индейцами. Испанцы же из Сан-Франциско и католических миссий не смели нигде путешествовать без многочисленной вооружённой охраны. Стремление Баранова расширить Русскую Америку привело к основанию форта по имени “Елизавета” на Гавайских островах. Только из-за некоторых ошибок, допущенных помощниками Баранова, русские не смогли удержаться на Гавайских островах.
Русско-американская дружба
Русско-американская дружба началась ещё до того, как Шелихов построил своё первое поселение. Во время американской революции Екатерина II объявила Англии “вооружённый нейтралитет” предостережение Англии о том, что Россия готова вступить в войну на стороне Америки. В то же время Фёдор Каржавин за свой счёт снарядил три корабля с военными грузами, отправлеными на помощь армии Георга Вашингтона.
В 1832 году Россия и Америка заключили долгосрочный договор, который на современном языке был бы назван договором наибольшего благоприятствования. Этот договор длился почти 100 лет и был расторгнут Америкой в результате лоббирования некоторых банкирских кругов. Во время Крымской войны в 1855 году с Англией и Францией, сотни американских добровольцев приехали в Россию воевать на русской стороне. Во время междоусобной войны в Америке 1862-65 гг., Россия выступила на стороне Севера и послала два эскадрона военного флота в поддержку Америки: один в Нью-Йорк, а другой в Сан-Франциско. Это послужило предупреждением Англии и Франции не вмешиваться в американскую войну. Бригадный генерал Василий Турчин (Турчанинов) сражался в армии северян. Пётр Дементьев (Peter A. Demens) в 1888 году основал город Санкт-Петербург во Флориде.
Ещё задолго до Крымской войны Россия понимала, что не будет в состоянии защищать свои владения в Аляске (во время Крымской войны Петропавловск-на-Камчатке только чудом спасся от захвата английским флотом). Соответственно, Россия решила как- то передать свои владения дружественной державе, Америке, не дожидаясь, когда они будут захвачены Англией. Русскому послу в Америке потребовалось применить немало усилий для того, чтобы убедить американский конгресс купить Аляску. Конгрессмены в насмешку называли Аляску “холодильник Сюарда” (Уильям Сюард был государственным секретарём президента Линкольна, а позже Эндру Джонсон). Но сопротивление общественности и конгресса было преодолено и в 1867 году Аляска была продана.
Укрепление православия
В течение всей истории Русской Америки православие, начавшееся в 1794 году на Аляске, продолжало распространяться по всей Америке. Этому процессу в огромной мере способствовал отец Иоанн Веньяминов (впоследствии митрополит Иннокентий). Когда он попросился служить в Аляске, Русско-американская компания, управлявшая Русской Америкой, предложила ему ряд льгот, включая неслыханную привилегию на частную продажу мехов (т.е. помимо компании). Он от этой привилегии отказался, сказав, что не годится создавать впечатление у туземцев, что они должны платить за Слово Божие.
Ему было 27 лет, когда он приехал в Аляску, готовый остаться там на всю жизнь со своей матерью, женой, сыном, братом и большим набором инструментов. Узнав, что там даже не было настоящего храма, а старенькая и ветхая часовня, которую не было смысла ремонтировать, он казался довольным: это предоставляло ему возможность построить такой храм, который, по его мнению, здесь был нужен со всей необходимой утварью.
Подыскав временное помещение для своей семьи, его первым шагом было объехать свой новый “приход”, разбросанный на множестве островов и выучить алеутский язык. Алеутам он очень понравился, как и они понравились ему. В скором времени он собрал добровольцев, помогших ему построить новый храм и приходской дом для него. Во время постройки дома он обучал алеутов плотницкому и столярному ремеслу, кузнечному делу, изготовлению и кладке кирпичей и другим ремеслам. После того как был закончен дом и школа, в его распоряжении оказалась хорошо обученная артель добровольцев, которые смогли профессионально построить храм Вознесения Господня, который был освящён 29 июля 1826 года, во вторую годовщину его приезда на Аляску.
“Когда он проповедывал Слово Божие”, вспоминал старый алеут из Уналяски спустя более 50 лет, “весь народ его слушал не шевелясь до тех пор, пока он не заканчивал говорить. Никто не думал ни о рыбной ловле или охоте в то время, пока он говорил; никто не чувствовал голода или жажды во время его проповедей, даже маленькие дети”.
В школе отца Иоанна училось около 100 девочек и мальчиков. Его жена помогала обучать девочек не только грамоте, но и шитью и другим полезным навыкам. Отец Иоанн в своей школе ввёл ряд новшеств, особенно необычных для “туземных” школ. Пытаясь развить в них гордость своей собственной культурой, он ввёл курс обучения алеутскому языку местному диалекту, прозванному “лисий алеутский язык”. Для того, чтобы придать этому языку все атрибуты более развитых языков, как русский, он составил словарь, написал грамматику и учебник. В качестве алфавита он использовал церковно- славянский, считая, что церковно-славянский язык лучше передавал звуки алеутского языка по сравнению с русским гражданским алфавитом. В качестве книг для чтения он использовал переводы (сделанные им самим) трёх евангелий, катехизиса, своих проповедей и краткой истории православной церкви. Ценность всей этой работы для детей оказалась значительно больше нежели внедрение в них гордости своей культурой. Видя свой язык в письменной форме они получили понятие о языке, которого у них не было бы без этого.
Через 10 лет после прибытия на Аляску, отец Иоанн писал, что в его “приходе” все дети умели читать и писать и все были крещёные. Однажды он с гордостью заявил, что его подопечные не только знали как креститься и некоторые молитвы, но знали, что такое молитва и могли молиться не только в церкви, но и сами по себе, в одиночестве.
В результате своего десятилетнего пребывания на Аляске отец Иоанн сделал большой вклад в науку об Аляске. Он наладил метеорологическую станцию, записывал данные о ветрах и приливах, записывал температурные и барометрические данные. Во время своих поездок по своему “приходу”, посещая различные острова, он присматривался к каждому из них, к местной природе и фауне, породе и почве. Но больше всего его интересовали люди, особенности их телосложения, обычаев, диалектов. Никогда в своей истории никто не присматривался так всесторонне к алеутам. Он написал целый ряд статей, возбудивших большой интерес в учёных кругах Санкт-Петербурга и переведенных на французский и немецкий языки. В конце-концов он собрал все свои наблюденя воедино и издал их в трёх томах, названных им “Заметки об островах района Аляски”. Эта работа до наших дней пользуется уважением среди учёных и служит фундаментальным трудом по этнологии и другим характеристикам этого района. Его жена тоже трудилась вместе с ним. Кроме школы, она воспитывала шестерых детей, двух сыновей и четырёх дочерей.
В 1834 году отец Иоанн согласился переехать в Новый Архангельск (сегодняшняя Ситка), чтобы улучшить там школу и попытаться вести миссионерскую работу среди индейцев, которые хуже всех туземцев поддавались миссионерству.
Усилия таких людей как отец Иоанн, Баранов и других в этот момент уже начали приносить плоды. Новый Архангельск, напрмер, к этому моменту был городом с населением в 1300 человек, являясь самым большим цивилизованным городом в радиусе в 2000 миль. И это несмотря на то, что две трети его населения были метисы и туземцы. На острове Кодьяк на каждого русского прходилось 10 туземцев. Туземцы исполняли многие работы, включая административные, наравне с русскими. Используя собак и лодки, туземцы двигались вверх по рекам, открывая новые территори, осваивая новые земли в бассейнах таких рек как Юкон, Кускоквим, Нушагак и основывая форты. Среди них были и ученики отца Иоанна. Они вели дневники, делали расчёты с использованием инструментов, рисовали карты. И, понятно, у них были прекрасные отношения с индейцами и эскимосами, которых они привлекали под русский флаг, который они представляли в той же мере, что и русские, которые были отцами некоторых из них. Отмечая столетие экспедиции Беринга и Чирикова в 1841 году, ново-архангельская верфь выпустила первый тихо-океанский пароход.
Русские антикоммунисты помогают строить Америку
После продажи Аляски русское влияние в северной Америке уменьшилось. Но в начале XX столетия из Росси начала прибывать новая волна эмигрантов, большей частью рабочих и крестьян. После коммунистического порабощения России в 1917 году нахлынула новая волна эмигрантов. Эти эмигранты в большинстве своём состояли из офицеров и солдат русской армии и флота, высоко квалифицированных инженеров и учёных, актёров и композиторов, музыкантов и художников, целого ряда всемирно-известных певцов и танцоров балета. После их приезда русская этническая эмиграция из Росии прекратилась советская диктатура запретила выезд из страны.
После окончания второй мировой войны в Америку снова стали прибывать этнические русские с таким же высокими квалификациями, как и предыдущая волна. Подавляющее большинство этих эмигрантов бежали от ужасов советского террора, который к этому времени привёл к физическому уничтожению нескольких десятков миллионов(!) советских граждан, в большинстве русских. Идеологически эти эмигранты являлись убеждёнными антикоммунистами.
По иронии судьбы многие из этих эмигрантов были насильно возвращены в Советский Союз ещё до того, как они были приняты запалными государствами: дальновидный Сталин, зная, что его подданные “проголосуют ногами” после падения Германии, включил невинный пункт в Ялтинский договор между Советским Союзом, США и Англией, согласно которому граждане союзных стран должны были быть возвращены в свои страны даже, если будет нужно, насильно. Поставленные перед насильственной репатриацией, многие русские эмигранты кончали жизнь самоубийством, только чтобы не возвращаться на “родину”.
Несмотря на эти преграды, многие русские эмигранты попали в Америку. В течение своего пребывания русские эмигранты сделали значительные вклады в различные отрасли науки и техники. Так, В. Зворыкин официально признан в США как “отец телевидения”; И. Сикорский как “отец вертолёта;” у В. Ипатьева более 70 патентов в области переработки нефти, которые помогли Америке победить во второй мировой войне; по учебникам С. Тимошенко учатся студенты механических факультетов всего мира; Г. Кистяковский создал запал для первой американской атомной бомбы и служил в качестве научного советника у ряда американских президентов; композиторы С. Рахманинов, А. Гречанинов, И. Стравинский; художники Н. Рерих, Н. Фечин, М. Добужинский, М. Вербов, С. Голлербах, В. Одиноков; скульпторы Г. Дерюжинский, С. Коненков, С. Корольков; писатели В. Набоков, Р. Гуль, Г. Гребенщиков, С. Максимов, Р. Березов, А. Толстая, Н. Берберова; балерины и танцоры А. Павлова, А. Данилова, Н. Макарова, М. Барышников, М. Фокин; актёры А. Назимова, Н. Ууд, А. Тамиров, С. Ли, Л. Кедрова, Е. Леонтович, М. Успенский, Г. Ратов, В. Соколов.
Откуда берётся русофобия?
И вот, несмотря на то, что руские-американцы почти без исключения были примерными гражданами, они всё время подвергались русофобии “холодной войны”. Почти сразу после окончания второй мировой войны термин русский стал синонимом терминов “коммунист” и/или “советский”. И всё это не взирая на то, что русские являются первой и самой большой жертвой международного коммунизма. Всё это вредило многим русским- американцам.
Пожалуй наилучшим примером незаслуженной русофобии может служить т.н. “Резолюция о порабощённых нациях”, закон 86-90, единогласно утверждённый конгрессом США в 1959 году (см. соответствующую статью на нашем узле).
В наши дни появился новый русофобский термин “русская мафия”, хотя русских в рядах этой мафии практически нет (см. статью на нашем узле).
Но, не взирая ни на что, русские-американцы, всегдашние оптимисты, преодолевают все эти трудности, будучи уверены в том, что добро, в конечном счёте, победит.